Подросток 14 лет отвержение матери: 9 ситуаций, которые точно произойдут, когда ваш ребёнок станет подростком

9 ситуаций, которые точно произойдут, когда ваш ребёнок станет подростком

Вот просыпаетесь вы, идёте целовать своего милого ребёнка, чтобы позвать к завтраку с плюшками. А вместо вашего любимого ангелочка в его комнате живёт «чудище обло, озорно, стозёвно, и лайяй». То есть подросток. Грубый, несчастный, плохо пахнущий, страдающий человек, который уверен, что весь мир — против него, и готовый бить первым.

Рассылка «Мела»

Мы отправляем нашу интересную и очень полезную рассылку два раза в неделю: во вторник и пятницу

Кстати, мне кажется, что Маяковский в строчках «А моя страна — подросток: твори, выдумывай, пробуй» нечаянно описал наше состояние.

Ребёнок перестал вам доверять. Теперь вы не должны выслушивать эти бесконечные отчёты «А я ему, а он мне… А тут она говорит!». Вы не знаете, какая музыка звучит круглосуточно в его наушниках, в которых он только что не моется, но точно спит. Вы не смотрите вместе смешные мультики про «Тачки» и даже «Звёздные войны». Не ездите по выходным к бабушке на обед и в Политех. В лучшем случае вам позволят сопровождать Их Раздражённое Высочество на шопинг, и то — не в качестве консильери, а как охранника с чемоданом денег. Ушли в прошлое времена, когда вас встречал в прихожей восторженный вопль «Папа! Как у тебя добрость подросла!», если вы приносили киндер-сюрприз или мороженку. Вопль (сдержанный) восторга может вызвать лишь новый гаджет, который стоит ползарплаты. Всё, никаких сияющих глаз и улыбки до ушей, забудьте. По крайней мере, до появления внуков.

Ваша задача на ближайшие пять-семь лет — выжить с наименьшими потерями для вашей (и ребёнка) психики и вашего кошелька

Это крайне неподходящий момент для воспитания: всё, что вы могли, — вы уже сделали. Ваш сосед по квартире сейчас больше всего напоминает куколку бабочки: он закапсулировался в непроницаемый кокон, внутри которого происходит волшебный метаморфоз — превращение ребёнка во взрослого человека. Не мешайте ему, иначе метаморфоз может остановиться и у вас на руках окажется аксолотль — способная к размножению, но так и не ставшая взрослой особь. Вам оно надо?

И вот вам некоторые рекомендации от бывалых, поседевших в боях, но доживших до победы (здравого смысла) ветеранов в виде вопросов, которые рано или поздно возникают у каждого, кто воспитывает подростка, и ответов.

1. Чудовищно грубит

Напомню, что цель подросткового возраста — развернуться от родителей в сторону сверстников; выбрать партнёра и какое-то направление в жизни. Так как сегодня детство искусственно продлевается практически до 25 лет, то эти биологические программы входят в противодействие с социальными. Эволюционно подросток должен вызывать у родителей той или иной степени бешенство и естественное желание отправить его в свободное плавание. Но социальные требования в том, чтобы дорастить, воспитать и дать образование.

Наши биологические программы говорят, что детей должно быть много. Если в семье только один ребёнок, на него направлена вся сила родительской любви, заботы и тревоги. Родители до такой степени плотно его «держат», что подросток никогда не остаётся один, а это обязательное условие, чтобы подросток взрослел. Получается, что грубость — единственный способ отстоять свою независимость и увеличивать дистанцию между родителем. Стать неприятным, для того чтобы его не трогали. Плюс ещё «поигрывание мускулами» для выяснения, что можно себе позволить, а что — перебор.

Но это не значит, что родители позволят, чтобы с ними так разговаривали. Поэтому если ребёнок начинается грубить — отдалитесь. Это отдаление целительно для всех. Шаг назад — и ситуация выравнивается. Родителям сложнее и больнее осознать и принять ситуации, что ребёнок вырос. Но если у вас несколько детей, вы воспримете это спокойнее.

2. Стесняется своего тела

Отнеситесь к этому с уважением и пониманием. На практике это значит, что теперь он запирается в ванной, носит ужасающего вида балахоны на несколько размеров больше требуемого, отращивает длинные волосы и красит их в дикие цвета. Пусть. Не лезьте. Он должен выяснить, во-первых, кто он, во-вторых — какой он. Сделать это можно только на личном опыте, перебирая варианты. Всё пройдёт, если не обращать внимания, не комментировать и не предлагать ему симпатичную маечку. Выделите сумму, которую вы готовы тратить на одежду в сезон и устранитесь. Кстати, сэконд-хэнды и Ebay могут спасти тонущий бюджет.

Не предлагайте назойливо посетить парикмахера/косметолога/стоматолога. И тем более не говорите: «Ты бы на маникюр сходила, посмотри на свои ногти, ты же девочка!» или «Чтоб к понедельнику состриг свои патлы, на кого похож?!». Просто упоминайте вскользь, что контакты волшебных специалистов записаны там-то и там-то.

Я бы вводила комендантский час дома. В 22.00 ворота поднимаются, двери закрываются. Кто опоздал — ночует на улице. Но нужно быть готовым выполнить своё обещание и понимать, зачем вы это делаете. Я это делала для того, чтобы была возможность выспаться, а не ходить по ночам по улицам, и чтобы другие мои дети отдыхали, а не прислушивались к дверям. Если это действительно яркий акт протеста, конечно. Потому что если он пришёл домой и отпросился ещё на 15 минут посидеть около подъезда — это другая история.

Когда ребёнок регулярно шарится возле метро — очевидно, что он ищет себе приключения. Так дайте ему возможность их найти! Пусть он узнает, что такое ночь в обезьяннике. Ничего страшного не случится.

В этом возрасте для него важно проламывание ваших границ. Он проверяет, куда и до какой степени вы будете отступать

Вот он оставляет повсюду грязные вещи и швыряет учебники — всё это, что проверить предел вашего терпения.

У меня, например, никаких пределов. Я сразу начинаю мочить. На меня нельзя повышать голос, но я готова договариваться. Я готова выяснять, что происходит, и мне не страшно узнать правду. Мне не страшно услышать, что ребёнок бросает школу. Но в этом случая я ему сообщу, что за последствия отвечает он. Ищет работу, деньги на существование. Это предполагает родительскую волю, да. Но по-другому с подростками не выжить. Я вижу измотанных родителей, которые сваливаются с серьёзными болячками. Они истерзаны собственными детьми. Детям это тоже совсем не полезно. Подростку нужно знать, что есть пределы его всемогущества. Иначе он сфантазирует, что ему можно всё. Это называется психоз.

4. Стал безразличным и закрытым

А вот это как раз нормально. Это говорит о том, что до сих пор ваши отношения были тесные и близкие. Вы были слишком включены в своего ребёнка. Нам вообще всем внушили, как важно быть включённым в жизнь ребёнка, но не сказали, когда пора остановиться. Способы и принципы воспитания и жития рядом с малышом совершенно не пригодны в случае с подростком. Мы должны быть на другой дистанции с подростками. Но это не означает наплевательство или отвержение. Важно понять, что теперь перед нами другой человек. У него действительно теперь своя жизнь. Я часто вижу, что ребёнку уже 14-15, а родители продолжают выстраивать всю свою жизнь вокруг его интересов.

Отстранение — максимальная норма. При этом подростку важно знать, что у него есть семья, которая, если что, по-быстрому прибежит. Требуйте от него не интимности, но соблюдения правил общежития: здороваться, прощаться, убирать за собой, делать свою домашнюю работу. Делиться секретами туда не входит. Если он с вами всем-всем делится, это значит, что он не проходит этот подростковый возраст, а остаётся ребёнком.

Ребёнок открыт для матери, а подросток должен быть закрыт для родителей почти совсем. Не требуйте от него, чтобы он оставался удобным партнёром. И поймите: это не разрыв отношений, а другие отношения. Это ранит, да. Но он вернётся к вам потом, если вы будете соблюдать позицию устойчивой опоры, будете базой, куда возвращаются после похода.

5. Закрывает дверь в комнату и просит не входить

Нужно уважать его приватность и научиться стучать в дверь. Посмотрите фильм «Реальная любовь» (Love actually), историю про овдовевшего Лиама Нисона и его пасынка. Отчим с ума сходит от беспокойства, но на двери написано «Я не голоден! Не входить!» — и он топчется на пороге с тарелкой, но не вламывается. Отращиваем дзен.

6. Неприятно пахнет

Если это просто запах немытого тела, которое до звона напичкано половыми гормонами, — отойти в сторону и закупиться освежителем воздуха. Собственно, биологическая функция этого запаха именно в этом: отгонять близких родственников, которым запах кажется отвратительным, и привлекать представителей противоположного пола с максимально несовпадающим набором генов. Для здорового размножения. Обещаю, как только у него (тела) появится подходящий партнёр, оно немедленно начнёт мыться и причёсываться с таким рвением, что ещё пожалеете. Очередь в ванную придётся занимать за сутки.

7. Или пахнет марихуаной

Я бы, наверное, категорически запретила курить в моём доме. Но как реалист я прекрасно понимаю, что никакие запреты родителей не помешают подростку курить всё что угодно (траву, просто табак, вейп, кальян) на улице или в компании. Чтобы как-то повлиять на своего ребёнка, вспомните, что у него считается достойным аргументом. Научная статья? Статья в глянцевом журнале? Новость о гибели кумира от наркотиков? В современной подростковой субкультуре ходят разнообразные мифы о невреде лёгких наркотиков и пользе кальяна. Да и просто и банально: курить — это круто! Некоторых мальчиков с обострённым чувством собственного величия может отрезвить информация, что «тебя разводят, заставлют покупать сигареты и смеси, наживаются на твоём идиотизме».

Но как психолог я бы постаралась разобраться, зачем человеку постоянная соска, какую такую тревогу он пытается задымить, почему так важно изображать крутого и кем он себя чувствует на самом деле. Потому что здоровая реакция любого организма на отраву (а курение — это отрава) — «плюнь каку и больше никогда не бери!». Чтобы преодолеть отвращение нужна очень серьёзная причина.

8. Начал выпивать

Я много раз слышала от родителей, что надо дать ребёнку попробовать алкоголь дома, под контролем, чтобы научить культурно выпивать. Я бы внимательно приглядывалась, действительно ли подростку это интересно? Или вы таким образом боретесь со своей тревогой и пытаетесь контролировать, как вам кажется, неизбежное? По закону, запрещено употреблять любой алкоголь до 18 лет, на то есть реальные физиологические причины. Можно дать подростку глоток вина или пива, чтобы потом обсудить с ним изменения в его состоянии. Тебе стало весело? Или грустно? Или ты чувствуешь, что тебе море по колено? Или тебя тошнит?

Сейчас практически исчезла антиалкогольная пропаганда. Современные дети могут даже не знать слово «алкоголик». Очень часто я слышу на приёме от почти взрослых, 16-17-летних людей: «Папа (или мама) выпивает каждый вечер бутылку-две вина, или шампанского, или пива, но он не алкоголик! Алкоголик — это который синий на улице валяется». На самом деле нет никакой разницы, пьян человек от бутылки шампанского или стакана водки. Он пьян. Это очень плохо. И наша обязанность как родителей — не просто удерживать детей от опасных и разрушительных поступков, но и просвещать их в самом прямом смысле: рассказывать, что происходит с мозгом, с печенью и с психикой человека, который пьёт.

9. Всё же пришёл пьяный

Если его не рвёт — просто уложить спать. Утром обсудить. И отслеживать свою реакцию: нет ли такого, что я его ругаю, но при этом тихонько горжусь («настоящий мужик, крутой!»). Или повод пустяшный, первый опыт, человек вообще ничего не понял, а я его уже в забулдыги записываю.

В общем, всегда обучение, просвещение и наблюдение.

Иллюстрации: iStockphoto (ilyaliren)

Ещё больше интересного и полезного про образование и воспитание — в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!

6 фраз, с которых точно начнётся скандал с подростком

Желания подростков и родителей расходятся, а недовольны в итоге оказываются все. Хотя на самом деле подросток не хочет сделать больно, а родитель вряд ли мечтает о постоянных скандалах и назидательных беседах. Психолог Ирина Беляева объясняет, как не испортить отношения с собственным ребёнком, почему взрослым и подросткам так сложно понять друг друга и что с этим делать.

Рассылка «Мела»

Мы отправляем нашу интересную и очень полезную рассылку два раза в неделю: во вторник и пятницу

Мы пытаемся понять, почему такой дорогой, близкий человек вдруг стал чужим, почему он начал грубить нам, срываться по пустякам, кричать, раскидывать свои носки по квартире, перестал убирать в комнате и не может ответить на телефон, когда в два часа ночи мама пьёт успокоительные. Ещё недавно он скупал энциклопедии, ходил на занятия по робототехнике, а учителя пели ему дифирамбы. Сегодня он хлопает дверью, заявляет, что вы «его совсем не знаете и никогда не поймёте», отказывается общаться и учиться.

Мы, взрослые, хотим знать, что всё ещё нужны своим детям, ну или хотя бы чтобы дочь мыла за собой тарелку и прилично сдала ЕГЭ. Они — настойчиво прогоняют нас из своей жизни, одновременно делая всё, чтобы задеть наши чувства, эмоции, нарушить наш покой. Подростки хотят одного, а родители — совсем другого. Все уверены, что знают лучше. Именно здесь родители и подростки могут разойтись навсегда и никогда не вернуть чувство близости.

1. «Я лучше знаю, что мне делать»

Подросткам в 12-16 лет часто кажется, что они знают всё, и разбираются в этом мире лучше любого взрослого. И конечно, они рассчитывают на независимость. А первый признак независимости — доверие. «Я сам могу решать, когда делать уроки, с кем мне дружить, когда ложиться спать и что надеть на вечеринку». Да, подросткам хочется иметь столько же прав, сколько взрослым, а вот обязанностей — гораздо меньше.

Родители знают о способности детей увлекаться и неумении просчитывать последствия. Поэтому хотят им помочь — контролировать. Для их же блага.

2. «Лучше бы учился, а не фигнёй страдал»

Подростки уязвимы, это время самоидентификации, поиска себя. Поиск происходит одновременно по всем направлениям: кто я? Умный или глупый? Красивый или не очень? Смелый или трус? Какие у меня политические взгляды? Сексуальная ориентация? Жизненные принципы? Вдруг окажется, что я недостаточно хорош? Вдруг меня никто и никогда не полюбит настоящего? Или ещё хуже, я так и не узнаю, какой я настоящий?

Есть от чего потерять уверенность в себе. В такой период человеку прежде всего нужно абсолютное принятие его любого. Важнее феномен «принятия» может быть только для младенцев, когда формируется базовое доверие к миру после рождения. В подростковый период происходит второе рождение — духовное, это очень энергозатратный процесс.

Родители понимают, что через пару лет ребёнок окончательно вырастет — пойдёт учиться, работать, строить свою жизнь. Мы хотим видеть результаты своих стараний, понять, что же у нас получилось. Мы переживаем за будущее детей, нам нужно быть уверенным, что он поступит в тот вуз, который выберет, вокруг него будут хорошие люди, а у него самого — чистая совесть. Мы бесконечно транслируем свои ожидания, хотя и понимаем, что будем любить детей любыми. Они этого не знают или просто не верят в нашу любовь.

3. «Вы меня вообще не понимаете!»

Подростки сосредоточены на себе и практически не слышат никого вокруг. Зато им необходимо быть услышанным. Поэтому в юности мы так часто творим — пишем стихи, рисуем, сочиняем музыку, нам очень нужно сообщить о себе окружающему миру. Факт пренебрежения, когда нас не слушают, не слышат, не считаются с нами, не интересуются нашими ценностями — ранит очень глубоко. Одна из самых распространённых претензий детей к родителям: «они меня не слышат, игнорируют, им наплевать на моё мнение и мои увлечения, им просто не дано меня понять».

Родители, часто от бессилия и растерянности, продолжают читать детям нотации по поводу их поведения, бесконечно повторяя одно и то же. Ведь никто всерьёз не считает, что в 14 лет человек не в курсе того, что употреблять алкоголь вредно, некрасиво кричать на папу и маму, а уходить вместо обещанного часа на всю ночь — плохо. Да, то, что от результатов ЕГЭ зависит вся их будущая жизнь (что неправда), они тоже усвоили с первого класса. Нет смысла постоянно повторять правила, у нас было на это десять лет, и дети успели их усвоить, настала пора слушать.

4. «И зачем вообще мне это надо?»

Подростки находятся в поиске ответа на вопрос «Зачем всё это?». Культурологи, антропологи, философы рассказывают нам, что человек отличается от животного способностью к рефлексии и поиску смыслов. В том числе ответу на вопрос, а зачем мы живём. Есть несколько периодов, когда мы пытаемся найти своё решение этой задачи, и главный из них — ранняя юность. В процессе поисков мы можем прийти к выводу, что смысла нет, или пуститься во все мыслимые и немыслимые эксперименты со свой жизнью, психикой и здоровьем. Подросток решает глобальные вопросы: куда он идёт, зачем живёт, что есть добро и зло.

Родители, естественно, переживают о будущем детей, постоянно напоминают о «банальных вещах» типа экзаменов в школе. (Конечно, они не банальны. Но поверьте, никто не боится ЕГЭ так, как сами школьники. Не стоит их «мотивировать» за счёт повышения тревожности).

5. «Мне вообще всё равно, что будет завтра»

Подростку кажется, что существует только сегодня. Какая разница, что будет с ним в 35, если ОНА завтра не придёт на свидание. В чём смысл размышлений о карьере, если сегодня его стихи или научный проект никто не оценит, а любимый педагог похвалит? Какая вообще разница, что будет завтра? И существует ли жизнь после 25?

Родители, наученные жизненным опытом, понимают, что если ОНА не придёт завтра, то послезавтра можно встретить другую, стихи после 25 обычно не пишут, а вот образование важно получить хорошее. В чём-то мы правы. Но даже если мы уверены, что все переживания детей — лишь гормоны и недостаток опыта, никогда не стоит говорить об этом вслух. Тем более, это не так.

6. «Вы мне вообще никто»

Подростки стараются отделиться от родителей. До 11-12 лет человек познаёт себя, ориентируясь на обратную связь от близких и значимых взрослых — родителей, учителей. Этот период называют «я-зеркальное», потому что мы «зеркалим» реакцию окружающих на нас. Позже наступает время «бить зеркала» — попытка понять, какой я на самом деле. Для этого нужно максимально удалиться от тех, кто окружал тебя ранее, бежать от родителей, от их ценностей и авторитета.

Родители привыкли к тому, что до какого-то времени были практически «полубогами» в глазах своих детей, после семи налёт божественности спал, но уважение и любовь остались, поэтому так тяжело принять факт отвержения. На самом деле любовь никуда не делась, а вернуть человека проще, если не держать, но всегда быть готовым к возвращению.

Между детьми и родителями встаёт вовсе не время, не вопрос «разности поколений», а разные возрастные задачи. Но мир устроен так, что именно разные люди и могут помочь друг другу — дать то, что второй сделать не может. Подростки могут дать свежесть взгляда, а мы можем научить их зрелости и дать им внутреннюю силу, надёжный тыл, чтобы пережить все невзгоды возрастного кризиса. С этим не может конкурировать ни один друг-ровесник. Как утверждает Гордон Ньюфелд (известный канадский психолог, автор современной теории привязанности), незрелые люди не могут научиться друг у друга. Для учёбы нужен кто-то опытный, тот, кто может предложить более совершенную модель принятия и привязанности. Научить ответственности.

Сами подростки друг друга по-настоящему не интересуют, в своих шумных и огромных компаниях они зачастую бесконечно одиноки. Да, можно клясться в вечной любви, можно брататься, вместе сбегать из дома, но при этом решать только свои задачи, отвечать только на свои вопросы. Подростку на самом деле нужен любящий взрослый, способный искренне интересоваться тобой, любить, принимать и всегда держать окно открытым.

Как сохранить с подростком близкие отношения (а не просто находиться в одном пространстве)

1. Помните, что взрослый — вы. И противопоставить бьющей через край эмоциональности отпрыска вы можете лишь своё спокойствие и рассудительность.

2. Прекратите говорить и начните слушать. Внимательное слушание поможет не только больше узнать о сыне или дочери, но и расположит их к вам. А ещё сэкономите на психотерапии для ребёнка.

3. Уважайте границы подростка, и чётко обозначьте свои. Если вы не знаете, где границы вашего ребёнка, или не уверены, что правильно их понимаете (например, они не менялись с восьмилетнего возраста) — самое время обсудить это с ним.

4. С вниманием отнеситесь к его интересам. Не стоит приходить в восторг от вида новой компьютерной игры, если вы не фанат, но послушать любимого человека с уважением и интересом всегда полезно.

5. Придумайте общие дела, традиции: пусть у вас будет время, которое вы проводите семьей. Над поддержанием привязанности нужно работать: попытайтесь найти время, которое каждый из родителей проводит наедине с ребёнком. Это может стать моментом, когда вы искренне делитесь своими чувствами, мыслями, переживаниями.

6. Меньше критикуйте. Нет. Совсем не критикуйте. Ищите и подчёркивайте плюсы и достижения вашего ребёнка.

7. Обсуждайте и ищите решение проблем на семейном совете. И не только проблем ребёнка: сложности могут возникать и у взрослых, а дети иногда могут дать хороший совет.

8. Чётко оговорите обязанности каждого члена семьи по дому. Человек должен знать, что от него ждут и согласиться на это заранее.

9. Будьте рядом, поддерживайте и принимайте, а в тяжёлые минуты сомнений откройте томик Сервантеса и перечитайте «Дон Кихота». Санчо Пансо тоже было непросто.

Иллюстрации: iStockphoto (samiola, smilewithjul)

ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Психопатии и акцентуации характера у подростков››

При этом виде воспитания ребенок и подросток постоянно ощущают, что им тяготятся, что он — обуза в жизни родителей, что без него им было бы лучше, свободнее и привольнее. Еще более ситуация усугубляется, когда есть рядом кто-то другой — брат или сестра, особенно сводные, отчим или мачеха, кто гораздо дороже и любимее (воспитание по типу «Золушки»).

Скрыто эмоциональное отвержение имеет место тогда, когда мать или отец сами себе не признаются в том, что тяготятся сыном или дочерью, гонят от себя подобную мысль, даже возмущаются, если им указывают на это. Силами разума и воли родители подавляют в себе эмоциональное отвержение к детям как недостойное и обычно даже обнаруживают гиперкомпенсацию в виде подчеркнутой заботы, утрированного внимания. Однако ребенок, и особенно подросток, чувствует искусственную вымученность таких забот и внимания и ощущает недостаток искреннего эмоционального тепла.

Положение менее любимого и нежеланного члена семьи неодинаково сказывается на подростках с разным типом характера. При гипертимной и эпилептоидной акцентуациях ярко выступает реакция эмансипации: первые из них борются за самостоятельность и свободу, вторые — за имущественные права. Истероиды в этих случаях в подростковом возрасте продолжают обнаруживать выраженную детскую реакцию оппозиции. И хотя формы ее выявления с возрастом меняются, но все поступки: и непонятные кражи, и показной интерес к алкоголю и другим дурманящим средствам, и суицидальные демонстрации, и самооговоры в распутстве — используются как сигналы родным, как требования внимания, любви и забот. Другие истероиды, отчаявшись в попытке привлечь любовь к себе, погружаются в мир фантазий или начинают искать внимание на стороне. Шизоиды на подобную ситуацию, как и на другие трудности в жизни, реагируют уходом в себя, возводя духовную стену между собой и нелюбящей их семьей. Неустойчивые не склонны тяжело переживать эмоциональное отвержение близких, они и без этого ищут отдушину в подростковых компаниях.

Положение «Золушки» оставляет неизгладимый след при некоторых акцентуациях характера — сенситивной, лабильной и астеноневротической. Здесь акцентуация может превращаться в психопатическое развитие по соответствующему типу, а для лабильной — и по неустойчивому типу.

Анатолий П., 17 лет. Мать страдает хроническим алкоголизмом, отец также сильно пьет, но продолжает работать водителем такси. Имеет двух младших сестер. Старшая из них является любимицей отца, тот ее ласкает, балует, покупает дорогие вещи. Младшая, 7 лет, как и он, с детства была заброшена. Отец, будучи пьяным, за малейшие провинности жестоко его избивал. Например, он был избит за то, что потерял справку из больницы после аппендэктомии, которую надо было представить в школу, и отцу пришлось второй раз ехать за справкой в больницу. Отец бил его головой о стенку так, что он потерял сознание. В младших классах учился хорошо, любил школу — она была отдушиной от домашних пьянок родителей. В 7-м классе новый классный руководитель отнеслась к нему сразу недоброжелательно, при всем классе за какое-то нарушение дисциплины назвала его «сыном алкоголиков». Бросил ходить в школу. Когда отец узнал об этом, то жестоко его избил. После избиения убежал из дому, ночевал на чердаках, в подвалах, но избегал контактов с асоциальными компаниями подростков. Деньги на еду добывал собиранием пустых бутылок после матчей на стадионе, продавал собранные за городом цветы Следил за своим внешним видом — часто ходил в баню, гам потихоньку стирал свое белье Дни часто проводил в общественных читальнях — особенно любил читать Льва Толстого. Выкраивал деньги на дешевый билет в театр. Так скрывался около месяца. Был задержан милицией случайно — из-за внешнего сходства с разыскиваемым подростком-преступником. Инспекцией по делам несовершеннолетних был возвращен домой, устроен учеником на завод и в вечернюю школу. Сразу перекрасил себе волосы, чтобы «больше за преступника не принимали». Вскоре снова был избит пьяным отцом — тогда пришел в милицию вместе с младшей сестрой и просил «отправить их куда-нибудь». Был снова возвращен домой с обещанием, что «с отцом поговорят». Но в отместку за это отцом сразу же был избит — тогда убежал из дому, бросил работу и учебу.

В этот раз скрывался около полугода. Вначале вел образ жизни, как во время первого побега. Но затем познакомился в театре с 20-летним одиноким парнем, который склонил его к гомосексуальной связи. Очень к нему привязался («меня впервые кто-то полюбил!»), жил у него, вел тому домашнее хозяйство, с радостью принимал от него дорогие подарки, но «большой любви» сам не испытывал. Однажды на улице встретил отца — тот, увидев его в модной красивой одежде, подозвал милиционера и потребовал его задержать. В милиции заявил, что никогда не вернется домой, «лучше здесь же покончит с собой». Был направлен в подростковую психиатрическую клинику.

Среди подростков держится особняком, с персоналом вежлив, охотно помогает ухаживать за слабыми больными. Во время беседы обнаружил большую эмоциональность — плакал, когда рассказывал о своей семье, но легко поддавался успокоению, с веселой улыбкой говорил о театре, который очень любит, нежно — о младшей сестре. Очень смутился при расспросе о гомосексуальной связи, признался, что его всегда влекло к юношам, но «боялся выдать себя». Мечтает стать мужским парикмахером, жить самостоятельно и взять к себе младшую сестру.

В клинике влюбился в красивого юношу — больного шизофренией, тайком сочинял в его честь стихи. Затем признался ему в любви, но встретил холодное, безразличное отношение. Тогда ночью в постели тайком вскрыл себе вены и закрылся одеялом. Когда это было обнаружено, уже потерял много крови. Был переведен в другую больницу. Оставил записку своему возлюбленному, что не может жить после того, как тот сказал, что ему с ним «противно».

Физическое развитие соответствует возрасту. При неврологическом осмотре — легкая асимметрия лицевой иннервации, на ЭЭГ — без отклонений.

Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован выраженный сенситивный тип, что является признаком, указывающим на возможность формирования сенситивной психопатии. Конформность средняя, реакция эмансипации умеренная. Психологическая склонность к делинквентности отсутствует. Отношение к алкоголизации отрицательное. По шкале субъективной оценки самооценка неточная: выделяется лабильный тип (что может отражать исходный преморбид), отвергаемых черт не установлено.

Диагноз. Психопатическое развитие по лабильно-сенситивному типу.

Катамнез. После того как исполнилось 18 лет, с каким-то приятелем уехал из Ленинграда в неизвестном направлении, с родными связи не поддерживает.

Трудности в отношениях с подростками

Мало какой возраст может быть столь же несносным, как подростковый. И хотя детские кризисы (тот же кризис трех лет) способны вытрясти всю душу из родителей, подростковый кризис – особый случай. Уже потому, что ребенок повзрослел и во многих областях жизни располагает недетскими возможностями. Неудивительно, что почти все родители сталкиваются с различными трудностями в отношениях с подростком.

Основные трудности отношений родителей и подростков

Может быть, это и не самая большая проблема, но эмоционально «цепляет» сильно. Тем более, что она практически неизбежна и находит свое выражение в самых разнообразных формах. От прямой конфронтации: «Ты ничего не понимаешь» (или куда менее корректно) до легкой усмешки: «ну говори… говори…». И неизвестно еще, что хуже.

Что делать?

1. Обязательно напоминать себе, что это нормальная стадия роста Вашего чада. Это задача его развития – проверить на прочность ценность родительского мнения и авторитета. А это можно выяснить только попробовав «на зуб».

2. Пресекать грубость и неуважительное поведение в свой адрес. При этом обязательно в спокойной и доброжелательной форме. Можно сказать: «Мне неприятно, что мы с тобой разговариваем в таком тоне, давай прервемся и продолжим, когда сможем поговорить спокойно». Очень важно подавать пример самоуважения и уважения к партнеру.
3. Выражая свое мнение, обосновывайте его, ориентируясь на смысл, который важен для Вас. Разговаривая с подростком, уже недостаточно сказать: «Я так считаю, у меня больше опыта».

Если Ваш опыт в чем-то Вас убеждает, разверните своему сыну или дочери в чем именно, чем, как. Порой полезно сосредоточиться на содержании разговора, игнорируя возможные эмоциональные провокации – снисходительные ухмылки, реплики «ну-ну», вздохи в сторону. Конечно, только в том случае, если подросток слушает, отвечает, находится с вами в контакте.Чтобы Ваше мнение не перерастало в поток с трудом переносимых нравоучений.

4. Спрашивайте мнение подростка. Как он думает, почему он так считает. Аргумент «времена изменились, сейчас все не так» со стороны подростка тоже нуждается в расшифровке – что именно не так, почему и как сейчас. Вероятно, Вы узнаете для себя много нового и любопытного, если тон разговора будет спокойный и заинтересованный. В чем-то Ваш ребенок лучше ориентируется в реалиях современной жизни. Если Вы заметите и признаете это, трудностей в отношениях станет чуть меньше.

В каких случаях необходимо обращаться за помощью психолога, психотерапевта?

• если общение с подростком происходит всегда на повышенных тонах. Вы честно стараетесь, но из раза в раз обнаруживаете, что любое Ваше взаимодействие с сыном или дочерью перерастает в конфликт;
• если подросток совершенно с Вами не считается, игнорирует все правила и нормы, принятые в Вашем доме, Вы ощущаете, что у него почему-то слишком много власти и прав, а у Вас нет;
• если действия подростка несут в себе опасность для него или других, а Ваши требования прекратить это не приносят результата.

ИСТОРИЯ

За помощью обратилась семья с 12-тилетним подростком. Родители в панике – сын увлекся «зацеперством» (катается, прицепившись к электричкам). Разговаривали, объясняли, убеждали, пугали. Не помогает. На консультации специалист дал выговориться всем: что думают взрослые, что чувствуют, чем подростка привлекает такое времяпрепровождение, что он про это знает, в чем он видит опасность, как он думает, почему беспокоятся родители, как родители реагируют, и какой отклик у него это вызывает. По завершении даже первой встречи все ее участники узнали и поняли для себя много нового. В значительной мере потому, что тон разговора был задан совсем иной, чем это бывало дома.

Эмоциональный фон у подростка нестабильный – это давно уже всем известно. Но одно дело знать, а другое дело с этим регулярно сталкиваться. С ранимостью, обидчивостью, агрессивностью, замкнутостью, отчуждением или конфликтностью. И непонятно, с чего вдруг такая реакция. Да, можно сказать себе «это все гормоны», но как-то же надо и жить вместе.

Что делать?

1. Общаться. Интересоваться жизнью подростка, его увлечениями, трудностями, желаниями, мечтами. Заниматься вместе чем-то интересным. Рассказывать о себе, о своих трудностях, мечтах, увлечениях. Чтобы лучше понимать нужно стараться понять и предпринимать для этого реальные, но не натужные усилия.

2. Помочь подростку научиться разбираться, в каком он состоянии, что чувствует. Так с маленьким ребенком, когда он хныкал, Вы понимали, что он устал или голоден. Сейчас ребенок подрос, и стимулы, и реакции стали более разнообразные. И сейчас уже он должен научиться понимать, что с ним и как этому помочь. Можно сказать: «Ты, наверное, устал, может, отдохнешь». Можно сказать: «Похоже, ты расстроена». Можно сказать: «Я, когда голодная, злая как черт». Можно сказать: «Ты обиделась, я понимаю». Пройдет какое-то время, и Вы заметите, как крики «НЕНАВИЖУ!!!», которые пришли на смену швырянию портфеля в стену, в свою очередь сменяются вполне внятной речью: «Я злюсь, потому что математичка опять поставила пару».

• если Вы наблюдаете в течении длительного времени подавленность, грусть, изоляцию, плаксивость, если старые увлечения перестали интересовать, а новых не появилось, резко снизился аппетит, замечаете проблемы со сном;
• если Вы замечаете очень резкие колебания настроения от чрезмерной раздражительности до столь же избыточной, немотивированной веселости, если подобные колебания характерны и для его состояния – от пассивности, вялости, истощения до бурной неуемной активности;
• если Вы ловите себя на том, что не можете спокойно и дружелюбно реагировать на эмоциональные проявления Вашего ребенка, если Вас постоянно раздражают, обижают, задевают его слова и поступки.

ИСТОРИЯ

На консультацию пришла мама с девочкой-подростком. Жалуется: дочь меня доводит до слез, ведет себя ужасно, никакого сладу с ней нет, объясните ей, что так нельзя. Девочка держится отстраненно и слегка пренебрежительно отвечает матери. В ходе беседы выяснилось, что есть еще младший ребенок, очень болезненный, уход за которым отнимает все время и силы мамы. Она чувствует себя виноватой перед дочерью. Это чувство мешает ей поддерживать теплые отношения с девочкой и лишает возможности защищать себя, когда дочь пользуется ее уязвимостью. Здесь больше необходима помощь маме и уже потом семейные сессии вместе с подростком.

Положение подростка промежуточное: он уже не хочет подчиняться родителям как ребенок, и еще не может полностью распоряжаться свой жизнью как взрослый. Он активно отвергает все, что ему предлагают взрослые и еще не умеет сам определять свою жизнь и нести за это ответственность. Ему важно этому научиться. А пока он отстаивает свое право выбирать, как ему поступать, что делать, чего не делать, экспериментирует, иногда весьма рискованно, бунтует против необходимого, втягиваясь, порой, в совершенно излишнее. Часто возникают трудности с учебой от снижения успеваемости до прогулов и даже отказа от посещения школы. Для домашних дел и обязанностей у подростка нет ни времени, ни сил, ни желания. Организуются новые компания, возникают новые отношения, в том числе и с противоположным полом, меняется внешность, манера общения, интересы, времяпрепровождение.

Что делать?

1. отделить для себя важное от несущественного. Ребенок меняется, ему трудно. Не все перемены проходят легко, гладко и красиво. Ему нужна Ваша поддержка. Поэтому, если Ваша красавица дочь, обладающая врожденным вкусом, вдруг стала носить какие-то непонятные черные балахоны с надвинутым на глаза капюшоном, не стоит из-за этого конфликтовать. Это пройдет, когда она освоиться со своим меняющимся телом. А отношения останутся.

2. относительно того, что Вы считает важным (учеба, помощь по дому, время возвращения домой и т.д.) нужно договариваться с подростком так, чтобы этот договор учитывал и Ваши и его потребности. Например, сесть и всем вместе составить список обязанностей по дому. А потом обсудить, как их распределить между всеми членами семьи. Спросить подростка, что он готов и может взять на себя, насколько ему кажется справедливым такое распределение, высказать свои предложения, объяснить, почему это важно, договориться о том, как будет. Если удалось достичь договоренности, с которой все согласны, это уже очень хорошо. И все же это не означает, что проблемы теперь решены. Вам придется напоминать подростку о его обязанностях, но, опираясь на договоренность, это будет проще и для Вас и для него. Желательно сохранять спокойствие, повторяя раз за разом, что посуду надо вымыть. Совсем хорошо, если удастся придумать какой-нибудь приятный способ отметить, что все справились со своими обязанностями за эту неделю – сходить в кино, заказать пиццу, позвать друзей.

3. если вы уж договорились о чем-то, выполняйте свои обязательства и настаивайте на выполнении со стороны подростка. Ответственность всегда подразумевает реальные действия.

Подростку нужно научиться нести последствия своего поведения. Хорошо, если родители помогут ему в этом – своей последовательностью, предсказуемостью, ясностью.

• если трудности с поведением подростка перерастают в проблемы, с которыми Вы не можете справиться – прогулы в школе, воровство, компьютерная зависимость, алкоголь, наркотики
• если, несмотря на все Ваши усилия, не удается даже договориться о правилах поведения, что означает либо нежелание, либо неумение с той, с другой или с обеих сторон.
• если договоренности (всех в целом устраивающие) не соблюдаются, что означает либо чрезмерную мягкость, либо излишнюю жесткость родительской позиции.

ИСТОРИЯ

К психологу обратилась семья с подростком 14 лет. Причины довольно обычные – мальчик плохо учится, невозможно его «оторвать» от компьютера, дома ничего не делает, в комнате бардак. Отношения в семье напряженные. Потребовалось достаточно времени, чтобы подросток начал доверять и рассказывать. И тогда выяснилось, что его обижают в школе, он подвергается настоящей травле и ничего об этом не говорил родителям потому, что «им нет до меня дела», «их только порядок в комнате и волнует». И проблема не в том, что родители черствые, равнодушные люди, как раз наоборот, слишком тревожные. Но их тревога и забота принимала форму контроля и требовательности. А подросток это воспринимал как отвержение и пренебрежение.

В любом случае, если трудности в отношениях с подростком отнимают у Вас силы и покой, имеет смысл обратиться к специалисту. Есть много вариантов и форм работы: родительские группы, семейные консультации, группы и тренинги для подростков, индивидуальная психотерапия. Даже если Ваш сын или дочь отказываются идти, Вы можете получить помощь и, разобравшись в ситуации, ее изменить. Потому что в отношениях всегда участвуют как минимум двое.

Самые распространенные ошибки родителей при воспитании подростка

Современные исследования и наблюдения психологов показывают, что у значительного числа школьников подросткового возраста возникают типичные проблемы, связанные с такими личностными особенностями, как инфантильность, отсутствие учебной мотивации, чувства ответственности за свои действия и поступки и в целом за свою жизнь, неумение предвидеть последствия своих поступков, подверженность влиянию других людей. Эти особенности побуждают подростков к зависимым и асоциальным формам поведения. Многие из них, даже имея достаточно высокий интеллект, не реализуют его в школе. 

Вариантов неприемлемого поведения, к сожалению, существует немало: от легкого нарушения дисциплины до курения, токсикомании, алкоголизма, правонарушений. Судьба таких детей во многом зависит от отношения окружающих, в частности, членов семьи, детско-родительских взаимоотношений, родительских установок. Эмоциональная атмосфера в семье имеет огромное значение в развитии не только ребенка, но и нас самих. 

Многие эксперты и родители предполагают, что ответом на проблемы должно стать какое-либо воспитательное «ноу-хау». Если процесс воспитания не идет хорошо, то это потому, что мы делаем что-то неправильно. Поэтому родители часто задают вопросы: «Как заставить моего ребенка делать уроки, прибирать свою комнату, выполнять свои обязанности по дому, вовремя приходить домой?»

Многим родителям очень трудно установить границы дозволенного, а еще сложнее их удержать. Современное понимание родительского воспитания значительно поменялось за последние 10-15 лет. Иногда даже сами родители эти границы и сдвигают, демонстрируя подобное поведение своим детям. «Сегодня я очень уставшая. Разрешу. У меня нет сил…» или наоборот, «Меня сегодня завели с самого утра, еще дома тут…» и пошло-поехало… Двойные стандарты. 

А еще встречается такое, как чрезмерный контроль за ребенком: «Ты покушал? Уроки сделал? Подошел к учителю? Что сказали ребята?» — и так изо дня в день. В результате – обостренное внимание и забота о подростке сочетается с мелочным контролем, обилием ограничений запретов, что усиливает несамостоятельность, безынициативность, нерешительность, неумение постоять за себя. У подростков подобное отношение родителей вызывает чувство протеста против неуважения к его «Я», резко усиливает реакции эмансипации. 

Либо наоборот, недостаток опеки и контроля за поведением, доходящего иногда до полной безнадзорности; чаще проявляется как недостаток внимания и заботы к физическому и духовному благополучию подростка, к его делам, интересам, тревогам. Такое воспитание, как при формально-присутствующем контроле, реальном недостатке тепла и заботы, невключенности в жизнь ребенка, провоцирует асоциальное поведение – побеги из дома, бродяжничество, праздный образ жизни. 

Есть и такие родители, которые воспитывают «кумира семьи». Потакают всем желаниям, чрезмерно опекают, обожают свое чадо. В результате – высокий уровень притязаний подростка, безудержное стремление к лидерству и превосходству в сочетании с недостаточным упорством и опорой на собственные ресурсы (возможности). 

И еще один тип воспитания, достаточно часто встречающийся, — эмоциональное отвержение. Игнорирование потребностей подростка, нередко жестокое обращение с ним, постоянное ощущение родителей, что он не «тот», не «такой». Например, «недостаточно мужественный для своего возраста, все и всем прощает, по нему ходить можно»… Иногда такое воспитание маскируется преувеличением заботой и вниманием, но выдает себя раздражением, недостатком искренности. В результате кто-то из подростков протестует, требуя свободы, кто-то утрирует детские реакции оппозиции, кто-то замыкается в себе, уходя в мир аутичных грез, а кто-то находит отдушину в подростковых компаниях. 

Как же быть нам, родителям? Мы так стараемся, а они… Во-первых, не ищите виноватых, лучше подумайте, как можно исправить положение. Во-вторых, сохраняйте уважение к своему ребенку. В-третьих, найдите золотую середину в отношениях. Еще с младшего школьного возраста, устанавливайте требования (2 – 3 не больше, иначе они не выполняются) соответствующие возрастным особенностям, санкции (что будет, если не выполняются требования, чего значимого ребенок лишится) и выдерживайте строгость при наказании (т.е. тон). По мере взросления требования и санкции следует менять. Нельзя наказывать едой (сладостями, они необходимы для развития головного мозга) и прогулкой (свежий воздух важен для активной деятельности мозга). Любите, цените, уважайте своих детей, и они ответят нам тем же! 

А если возникают какие-то затруднения, вовремя обращайтесь за консультацией к психологу. 

Профессионально, заинтересованно и бесплатно Вам помогут в Центре социальной помощи семье и детям.

Адрес: 2-й Муринский проспект, дом 19.

Телефон: 294-28-76. 

Все подростки разные или почему не нужно растить ребенка только «по книжке»

В замечании общего порядка №20, принятом в 2016 году Комитетом ООН по правам ребенка говорится:

«Значение перемен, связанных с развитием в подростковом возрасте, пока не так широко понимается, как то, что происходит в более раннем возрасте. Подростковый возраст представляет собой уникальный определяющий этап в развитии человека, характеризующийся быстрым умственным развитием и физическим ростом, возросшей познавательной способностью, началом полового созревания и сексуальной осведомленности и возникновением новых возможностей, преимуществ и профессиональных навыков».

Этот длинный, но полезный документ посвящен подростковому возрасту ребенка. Он преподносится как  руководство государствам, родителям и самим подросткам, и содержит много важной информации.

В нём справедливо отмечается тот факт, что правила, которые работают в возрасте до 10 лет, в 14 уже могут не сработать.

Вопросам о том, как пережить трудный подростковый период вместе со своим ребенком, не разрушить с ним отношения, а в идеальной ситуации постараться использовать этот период максимально конструктивно в материале ниже.

Начнем с того, что все подростки разные. И жизнь одного подростка может очень сильно отличаться от жизни другого в силу особых обстоятельств, особенностей развития, здоровья и психики. Верно и то, что одни и те же ситуации дети могут проживать по-разному: для одного ребенка неприятности будут вполне посильны, а для ребенка с какими-то особенностями развития окажутся за пределами его возможности адаптации.

Поэтому не надо растить детей «по книжке». Книжка – она для того, чтобы лучше понимать ребенка, его потребности и общую логику его развития.

Подростковый возраст молодеет – начинается раньше и в физиологическом, и в психологическом плане. Сейчас часто родители в 9, 10 и 11 лет (то, что раньше считалось еще совсем ребенок-ребенок) отмечают у своего ребенка достаточно подростковые проявления.

В подростковом возрасте одновременно идет очень много процессов на разных уровнях – физиологическом, психологическом и социальном.

Если говорить о физиологии, прежде всего, человек становится взрослой половозрелой особью, это вызывает множество изменений в теле, и ощущения при этом не всегда комфортные. В это время часто ухудшается самочувствие, снижается иммунитет, скачет гормональный статус, повышается нагрузка на внутренние органы, потому что тело растет.

Поэтому именно в этом возрасте часто стартуют психические заболевания, обостряются или начинаются хронические тяжелые заболевания. Сам по себе такой огромный рывок роста, физическое увеличение тела, половое созревание – это огромная нагрузка на организм, и где тонко, там и рвется – в это время человек оказывается более уязвим.

Есть еще нейрофизиология – у подростка происходит довольно серьезная перестройка мозга, отбраковка лишних связей, которые не были до этого времени задействованы, активизация других связей. В каком-то смысле можно сказать, что в течение подросткового возраста есть периоды, когда мозг пребывает в «разобранном» состоянии – его разобрали и еще не собрали по-новому.

В это время ребенок может испытывать сложности с критичностью, с оценкой последствий своих поступков, с прогнозированием. Самые сложные и поздно созревающие структуры мозга, которые отвечают за целеполагание, за прогнозирование, оказываются уязвимыми и в состоянии перестройки не очень хорошо действуют.

Если говорить о социальном плане, то в этот период человек поворачивается спиной к микромиру своей семьи и лицом к большому миру, к социуму. Основные события в его жизни начинают происходить в среде сверстников (мы сейчас говорим о типичном варианте, конкретные дети могут вести себя иначе). То, чем он, в основном, увлечен – это отношения среди сверстников, кто с кем дружит, кто кому нравится, кто кому не нравится, кто кого подставил или выручил. Задача возраста – освоение сложных социальных связей, знакомство на практике с такими явлениями, как групповая иерархия, групповое давление, место в группе.

Это очень сложный мир, который в норме в этом возрасте осваивается. Хорошо, если осваивается. Некоторые родители очень радуются, если их ребенок, вместо того чтобы тусить со сверстниками, сидит и читает умные книжки. А психологи и психиатры в этом случае, наоборот, бывают насторожены, потому что это может говорить о проблемах с социализацией.

Так что нормально, если в этом возрасте ребенка больше интересуют отношения со сверстниками, чем школьные занятия.

Второе название подросткового кризиса – это кризис идентичности, то есть кризис осознания своего я, своих особенностей, своих границ, своих желаний, своих ценностей.

Для того, чтобы это сложилось, нужно отделиться от родителей, перестать быть с ними в слиянии и полностью разделять их установки. Естественно, это болезненно переживается обеими сторонами. Подросток начинает отделяться от родителей, он перестает их идеализировать. Любому ребенку свои родители кажутся прекрасными, так работает инстинкт привязанности. Он считает их самыми умными и самыми добрыми. Надо сильно постараться, чтобы ребенка младшего возраста в себе разочаровать – для этого нужно как-то совсем по-свински себя вести.

А у подростка вдруг спадает пелена идеализации, и он начинает видеть родителей как будто новыми глазами, и он, конечно, в некотором шоке. Потому что он видит перед собой каких-то не очень молодых, не очень красивых, часто не очень умных людей, которые ходят перед ним со всеми своими возрастными признаками, с какой-то бытовой распущенностью, с интеллектуальной ограниченностью, недостаточно широким кругозором.

У ребенка появляются основания для скепсиса или даже для какого-то отторжения и презрения, что, конечно, болезненно переносится родителями, особенно если родительская роль занимает большую часть их личности или они не уверены в себе, в успешности своей жизни.

И самому ребенку тоже неприятно, у него тоже внутренний конфликт: он любит этих людей, но при этом видит их несовершенства, и ему нелегко это принять.

То же самое происходит с учителями, хотя с ними полегче, потому что не любить и не уважать училку проще, чем родную маму, если она не делала чего-то из ряда вон выходящего.

Кроме того, подросток начинает закрывать границы своей личности, он перестает делиться, перестает рассказывать.

Родители больше не могут так легко управлять его эмоциональным состоянием.

Если ребенку пять или девять, каждый из нас знает, как его развлечь и утешить в случае неприятностей. Нам нетрудно сделать его снова веселым и расслабленным – пообнимали, поцеловали, в кондитерскую сводили, в зоопарк или в кино, в аквапарк, и ребенок стал счастливым.

С подростком это не работает. Если у него личная драма или подростковая дисфория со сниженным настроением, все наши привычные способы развлечь, увлечь, покормить вкусненьким, поцеловать в лобик не утешают.

Поэтому ему в этом плохом своем состоянии приходится опираться либо на себя, либо на друзей. Если у него с друзьями не очень хорошо, то он, получается, вообще один – родители уже не подходят в этом качестве, новых горизонтальных связей не образовалось, ему плохо.

Если при этом у подростка еще есть какие-то особенности, которые делают его более уязвимым, например, какие-то навязчивые мысли, мучительная тревога или сниженное настроение, проблемы с самооценкой, ситуация становится рискованной.

Собственно говоря, так и развиваются всякие трагические истории, от анорексии до суицидов или агрессивных проявлений.

Сложность в ситуации с подростками именно в том, что, если с детьми помладше очень многое зависит от родителей (и у них очень много возможностей), то тут зависимость от родителей сильно падает, от нас объективно меньше зависит. Это даже правильно, потому что если бы мы продолжали управлять подростком так же легко, как маленьким ребенком, он бы не развивался, не рос, оставаясь в такой симбиотической связи с нами. Поэтому это, с одной стороны, правильно, а с другой стороны, нам, конечно, страшно, тревожно, и у этой ситуации есть существенные риски.

Задача подростка – отделиться и обозначить границы

Уязвимые состояния могут  привести к Self-harm – причинение вреда самому себе. И понятно, что он происходит не от хорошей жизни и хорошего настроения. Это способ реакции на тяжелые чувства, чаще всего непереносимую тревогу, или наоборот, способ справиться с болезненным «отсутствием чувств». Если ребенок покрасил волосы и в восторге от этого, делает селфи и посылает всем подружкам: «Какой у меня новый цвет волос!» – тут не о чем беспокоиться, это его способ примерить на себя новую идентичность. Сколько-то он походит с этим цветом волос, потом либо полюбит его, либо разлюбит и поменяет.

Если он делает татуировку – романтические картиночки, и переживает, не будет ли ему больно, адекватно понимает, что это нужно делать не в подвале, а в салоне с соблюдением средств гигиены, и, например, про это советуется – это нормально. Можно с ним поговорить о том, что татуировку просто так не выведешь: может быть, ты подумаешь, давай сделаем пока временную, вдруг тебе разонравится через два месяца.

Self-harm – это совершенно другая история. Этим не хвастаются, это часто скрывают. Этого не будет делать довольный жизнерадостный ребенок, который с утра до вечера с кем-то тусит. Это бывает в ситуации, когда человек чувствует себя отверженным, одиноким, когда он подавлен – то есть он пытается физической болью утихомирить душевную боль, никто не делает этого просто так, потому что в интернете увидел. Для того чтобы преодолеть инстинкт самосохранения и инстинкт защиты себя от боли, должны быть веские основания.

Если родители не дают ребенку сепарироваться, то есть так контролируют, что у него нет вариантов, это не очень хороший способ. Потому что, во-первых, полностью контролировать все равно невозможно, а во-вторых, они либо проломят его волю, либо он начнет так искусно врать и ускользать, что всякий контакт будет потерян. Они станут в его глазах враждебной контролирующей инстанцией.

С другой стороны, если родитель вообще никак не реагирует на поведение ребенка, получается пренебрежение: делай, что хочешь, мы своими делами занимаемся, нас только не трогай, нам все равно, что с тобой будет. Человеку, может быть, достаточно нехорошо, он может быть в опасности, а никто этого не замечает. Второй минус такого варианта в том, что если у ребенка не происходит каких-то стычек и конфликтов с родителями (на тему: обещал и не сделал, не пришел вовремя и так далее), то не очень понятно, как ему отстаивать свои границы. Где ему получить материал, для того чтобы позлиться на родителей, сопротивляться им, поспорить с ними?

Задача подростка – отделиться, обозначить границы своей личности. Его задача – научиться выдерживать ситуацию, когда он хочет не того, чего хотят его любимые взрослые, и не разрушаться от этого. Иначе потом взрослые люди рассказывают о том, как их трясет после разговора с мамой, которая на сообщение, куда они с супругом едут отдыхать, сказала: «Ой, неужели нет варианта получше?» И человека потом три дня трясет.

Это как раз пример не состоявшейся сепарации, болезненной зависимости от оценки родителей, когда человек не научился выдерживать, что мне нравится это, а тебе нравится другое. Ну и что? Небо не упало на землю, ничего не случилось. Мы или договорились, или каждый сделал по-своему. Поругались, потом нашли какое-то решение, и можно жить дальше и по-прежнему хорошо относиться друг к другу.

Подростки часто обмениваются между собой впечатлениями от общения с родителями. В подростковом возрасте нормально возмущаться, что предки мозг выносят, не знают, чего хотят, запрещают и так далее. Скорее, наверное, тревогу должно вызывать, если этого совсем нет, если продолжается полное слияние с семьей.

Но когда в 30-40 лет у человека на три дня портится настроение от того, что мама не одобрила, это говорит о том, что сепарация так и не произошла.

Это связано с тем, что в поколении 30-40-летних многие были вынуждены в свое время эмоционально «усыновить» своих родителей, а сепарироваться можно от мамы с папой, но не от своего «ребенка». Во всяком случае, это непросто очень.

Обычно это комплексная вещь. Это внешняя подавленность, утрата интереса и мотивации к тому, что ему было раньше интересно. Часто родители жалуются: «Он ничего не хочет». Когда начинаешь расспрашивать, выясняется, что он ничего не хочет из того, что родители хотят, чтобы он хотел, например, готовиться к ЕГЭ. При этом он очень хочет что-то свое, какую-то музыку сочинять, с ребятами общаться. Тогда все в порядке, нормально не хотеть чего-то, что тебе сейчас скучно, неинтересно, и ты не понимаешь, как это связано с твоими задачами развития.

Тревожиться надо в том случае, если то, что ребенка всегда увлекало, вдруг перестает быть ему интересным, когда ему вообще ничего не интересно; если он раньше был общительный, а сейчас фактически прекратил контакты со сверстниками; если он стал очень часто болеть, если создается впечатление, что ему все равно, что он ест, все равно, что на нем надето, все равно, как он выглядит. Он не отстаивает своих интересов, своих желаний, не заботится о себе.

Независимо от того, нейротипичные у нас дети или нет, в подростковом возрасте хорошо бы практически каждому ребенку иметь возможность пообщаться про себя не с родителями, а с кем-то другим старше себя.

Потому что в подростковом возрасте в норме человека интересует он сам, и у него очень много мыслей про это, очень много про это чувств, переживаний.

Даже если мы послушаем разговоры самых, казалось бы, простых по уровню мышления и речи ребят, мы все равно услышим, как они много говорят о себе и о своей идентичности. Пусть пересыпая это матом, но они говорят: «Я такой человек», «Со мной так нельзя», «Я это люблю», «Я это не люблю», «Мне это нравится», «Мне это не нравится». Они все время говорят про себя. Задача их возраста – в осознании своей идентичности, своей уникальности, своего я.

Мне кажется, очень хорошо было бы, чтобы каждый подросток мог поговорить про себя с кем-то, но не с родителями, потому что они очень ангажированы. С ними невозможно обсудить: «Кажется, я не хочу поступать ни в какой вуз». Если это сказать родителю, он сразу начинает сходить с лица, трепетать, клокотать и переубеждать. Даже если он говорит: «Конечно, решать будешь ты».

Даже если родитель все слова говорит правильные, он при этом нервничает, он не понимает, как он расскажет родственникам и знакомым, что его ребенок не поступил, что вообще делать, что он упустил. А как подростку строить свою идентичность, одновременно думая о том, чтобы не расстроить мамочку? Вот поэтому хорошо бы, чтобы у него была возможность пообщаться с чужим, незаинтересованным человеком, которому глобально без разницы, поступишь ты или не поступишь, но который с тобой, для того чтобы ты в разговоре с ним подумал про себя. Это может быть кто-то вроде коуча, это может быть психолог. У кого-то есть такой учитель, это везение. У кого-то это может быть старший друг.

В современном мире идентичность строить тяжело – слишком много возможностей, слишком много вариантов, слишком много факторов, слишком быстро все меняется.

В этой ситуации естественно, чтобы детям предоставлялась такая услуга – возможность подумать про себя с человеком, который умеет организовать этот процесс. Он не будет тебя оценивать, он просто сделает так, чтобы ты думал про себя более эффективно, более структурировано.

Предоставить свободу и обеспечить безопасность

Как найти правильный баланс, чтобы, с одной стороны, предоставлять ребенку свободу, а с другой стороны, обеспечивать его безопасность?

Все индивидуально. Например, есть люди, которых пристальный контроль мог серьезно сломать внутренне, а есть люди, которые до сих пор обижаются на родителей, что в 12 лет ребенок один шел ночью от метро, и какие-то пьяные приставали, а родителям не приходило в голову оторваться от телевизора и пойти его встретить. Всегда бывают крайности, бывает по-разному, и никто вам не скажет, сколько это точно в граммах.  Важно разговаривать с самим ребенком.

Контроль интернета, если вашему ребенку 10 лет – это более-менее возможно. Если ребенку 13 лет, надо понимать, что он точно лучший пользователь интернета, чем вы, и вы ничего там не сможете контролировать. Если вы будете думать, что отслеживаете его аккаунт, он заведет другой аккаунт с телефона одноклассника, и там вы не будете знать ничего.

Поэтому действительно лет до 10 можно контролировать, а после все равно нет другого выхода, кроме как разговаривать.

Разговаривать про эти опасности, разговаривать о том, как бывает. И здесь очень важно, как вы будете говорить.

Если ребенок увидит, что каждый раз, когда он говорит маме о какой-то проблеме, она только усугубляется – мама начинает подозревать, проверять, пить корвалол, его могут затаскать по каким-нибудь врачам и так далее, то, конечно, он десять раз подумает, прежде чем с вами что-то обсуждать. Если он уверен, что это безопасная история, что можно с вами поговорить и что-то полезное и ценное услышать (и потом произвести впечатление на сверстников своей осведомленностью), то у него будет стимул с вами про это разговаривать.

В любом случае, задача родителей состоит в том, чтобы передать контроль ему. Если брать пример с встречанием, то задача сделать так, чтобы он мог в какой-то ситуации позвонить и попросить его встретить: «Я возвращаюсь очень поздно, сегодня полно пьяных, пожалуйста, меня встретьте». Или в какой-то другой ситуации сказать: «Сегодня меня не надо встречать, еще светло» (или «меня провожают»). В итоге наша цель, чтобы со временем он мог сам адекватно оценивать эти риски и угрозы, и чтобы можно было про это договариваться и в ту сторону, и в другую.

Потому что обижаются как те дети, у которых не было опции «я сам дойду», так и те дети, у которых не было опции «пожалуйста, встретьте, мне страшно».

Опять-таки дети разные. В 16 лет у одного ребенка уже полностью сложилась личность, он оценивает риски, и он себя в обиду не даст. Если он что-то делает, то за этим стоят какие-то его осознанные потребности, он отчетливо понимает, докуда он дойдет и докуда не дойдет. Это один случай, и тогда, наверное, имеет смысл говорить о безопасности, устанавливать какие-то свои правила (например, что ребенок всегда приходит домой ночевать и так далее), но более-менее доверять тому, что он знает, что делает. И нужно быть готовым, если он ошибется или как-то накосячит в этом, ему помогать восстанавливаться после полученного негативного опыта, утешать. Без негативного опыта тоже жизнь невозможно прожить.

Другое дело, если у вас нет ощущения, что ребенок блюдет свои интересы, что он чувствует, что ему вредно, что он сможет сказать «нет», что его не будут использовать. Но тогда проблема не в плохой компании и не в неподходящем партнере, а в том, что не так с ребенком. Это может быть связано с вашими отношениями: вы слишком его опекаете или не допускаете, чтобы он вам сказал «нет». Это может быть связано с его особенностями развития. В этой ситуации, скорее, нужно искать для него возможности поработать со специалистом именно для того, чтобы он мог простроить свои границы и свою идентичность.

Обычно у ребенка возникает проблема с самооценкой, когда ему кажется, что он какой-то непонятный, не крутой, никому не интересный, а все вокруг классные, они уже пьют, курят, а его в свою компанию не берут. Та же самая история может быть и не когда они пьют и курят, а когда они решают дифференциальные уравнения, а его не берут и дают ему понять, что он не решит – это может точно так же травмировать. Тут не в том дело, что они пьют и курят, а в том, что человек сам себя не считает ценным, он сам готов идти в зависимое слияние с группой. И группа, решающая дифференциальные уравнения, может травмировать так, что мало не покажется. Поэтому тут не в конкретной компании дело, а в самом отношении к этому, в том, как человек себя чувствует и воспринимает.

Однако способность повысить самооценку ребенка – это тоже одна из тех способностей, которую родители утрачивают в его подростковом возрасте. Если малыша мы расхвалили и он счастлив до ушей, то с подростком это не работает.

Вы ему говорите: «Ты у меня умный и красивый». А он: «Что ты еще можешь говорить? Ты же моя мама». И все ваши слова умножаются на ноль.

Будучи уже не ребенком, он прекрасно осознает нашу необъективность, она, к сожалению, обесценивает наши похвалы. Это не значит, что его не ранят наши негативные оценки, очень даже ранят. Но наши комплименты и похвалы утрачивают свою волшебную силу, ту, которую они имели, когда он был маленьким.

В случае проблем с самооценкой (когда меня не ценят, не любят) очень хорошо работают какие-то психологические группы, групповые формы работы.

Даже не обязательно психологические, это могут быть какие-то лагеря, объединения по интересам, если там есть еще какая-то помощь в рефлексии отношений и чувств: вечерние собрания вокруг свечки, когда люди обмениваются, что кому было приятно, неприятно, кто кого поддержал, кто задел и так далее. Есть ролевые игры, когда можно кому-то выразить признание, кому-то сказать, что тебе в нем нравится. Какие-то такие вещи в этом возрасте могут быть намного убедительнее, чем любые родительские рассыпания в комплиментах.

Мы не можем предотвратить того, что подросток сделает сам с собой

Прыжок через пропасть – такую метафору психолог Эрик Эриксон предложил для подросткового периода. Прыжок через пропасть – по определению, такое занятие, в котором не может быть стопроцентной гарантии, что все благополучно закончится, и никакие врачи, никакие психологи тоже не могут дать гарантии, что все будет благополучно.

С этим тяжело смириться, потому что так всегда было, всегда подростковый возраст был возрастом риска и всегда проходил с некоторыми потерями для популяции. Нам тяжело это принять, у нас мало детей, мы не считаем подростка отрезанным ломтем, которого мы уже вырастили, а дальше пусть сам делает, что хочет. Это наш ребенок, мы переживаем за него. Поэтому мы уменьшаем все риски, как только можем, со всех сторон. А у него потребность, заложенная тысячелетиями, и она в том, чтобы испытать себя, чтобы рискнуть, встретиться с экстремальным опытом.

Эта потребность испытать себя – потребность подросткового возраста встретиться со смертью.

В архаичных культурах существовали обряды инициации, смысл которых был в том, что ребенок умирает и вместо него приходит другой человек – взрослый. Для того чтобы пройти этот переход, ты должен совершить путешествие в мир смерти. Поэтому там использовались и состояния измененного сознания, и достаточно тяжелые испытания. Это происходило с определенными потерями, потому что испытания были нешуточные, с серьезными реальными рисками для жизни и для здоровья. Поэтому есть этот заложенный в коллективном бессознательном сюжет об испытании, есть потребность узнать, чего ты стоишь, встретиться с нешуточной, реальной угрозой.

Такие желания вызваны еще и тем, что современная обычная жизнь полностью от этих угроз освобождена. Если вы живете в каких-то тяжелых бытовых и природных условиях, выживаете, то у вас нет необходимости специально что-то искать, вам и так приходится то и дело уворачиваться, чтобы уцелеть. Если вся жизнь подростков контролируется взрослыми, абсолютно стерильна и лишена опасностей (а все наше общество движется в эту сторону, чтобы избежать малейших рисков), то становятся популярными какие-то более экзотические способы испытать, узнать себя.

Ничего мы не можем с этим сделать, это потребность возраста. Если бы мы могли сделать с подростками все, что мы хотим, то, если честно, мы бы хотели, как в фильме «Матрица», сложить их в капсулы, чтобы точно все было безопасно, чтобы к ним шли по трубочкам полезные питательные вещества и в голову поступали знания для ЕГЭ. Чтобы они там лежали, а мы бы в это время не нервничали. Пока, скажем прямо, слава Богу, у нас такой возможности нет.

Поэтому наша задача, скорее, смотреть за собой, чтобы мы не очень теряли голову и оставляли ребенку пространство для того риска, который возможен.

Потому что в своем эгоистичном желании не беспокоиться и не испытывать страх за ребенка мы перекрываем все возможности любой рискованной деятельности. Когда мы их перекрыли, то мы обнаруживаем с ужасом, что есть одна сфера, в которой мы бессильны – это причинение ребенком вреда самому себе. Мы можем его встречать около метро, можем возить его на машине, не пускать ни в какие опасные места, требовать от любой спортивной секции и лагеря полной безопасности и так далее, но мы не можем уследить за тем, что он сделает сам с собой. Он может это, и всё, мы тут бессильны, если только мы не готовы его запереть в психушку и не выпускать оттуда годами. Поэтому эта дилемма не только психологическая, но и этическая в том числе.

Пока общество не осознает, что долг взрослого человека – справляться со своей тревогой по поводу рисков, связанных с детьми, а не заботиться, прежде всего, о себе, перекрывая им все пути, никаких изменений с этой ситуацией не будет. Конечно, у нас всегда есть возможность все перекрыть. Всё, кроме одного – все крыши мы не закроем, все окна мы не законопатим.

Если мы замечаем склонность ребенка к причинению вреда самому себе, подозреваем у него суицидальные мысли, необходимо вмешательство психиатра или не всегда?

Грань между психиатрией и не психиатрией очень условна. Да, есть явные случаи, когда это носит характер бредовых идей и абсолютно точно улучшается от лекарств. Есть куча случаев, когда это совсем не очевидно. Иногда подросток делает это под влиянием импульса. Это вообще очень сложная сфера, но понятно, что риски эти высоки. Они высоки, в том числе, для тех детей, для которых родители сделали все, чтобы они были благополучны. И тотальный контроль и полное избавление от всех рисков в этом отношении не уменьшает риски, а наоборот, увеличивает. Постоянное требование от детей достижений, очень раннее вовлечение их в систему конкуренции, рейтингов, соревнований, олимпиад, учеба в престижной школе, установка «быть лучше других», страх разочаровать свою семью – это всё факторы риска.

Борьба за достижения ребенка, борьба за то, чтобы он был лучше других, за то, чтобы он проявлял какие-то успехи, связанное с этим давление, эмоциональный шантаж часто оказываются для детей чрезмерной нагрузкой, и они не справляются. Они просто не знают, куда деться, как спастись. Так что в глобальном смысле это стратегия избегания – убежать из невыносимой, с их сегодняшней точки зрения, жизненной ситуации.

О травле (буллинге)

С травлей надо работать, не для того только, чтобы не было “Колумбайнов”, а потому что дети не должны так мучиться. На одного ребенка, который взялся за топор, приходятся тысячи и тысячи детей, которые страдают, мучаются, мысленно берутся за топор, но никогда не возьмут его в реальности. Им хватает критичности и адекватности этого не сделать, но они живут в аду и мысленно много раз всех поубивали. Поэтому меня не устраивает такая логика: чтобы не было “Колумбайнов”, давайте бороться с травлей. Нет. Давайте бороться с травлей, чтобы у нас дети в аду не были. Если в итоге это снизит количество “Колумбайнов”, хорошо. Но не наоборот.

Что касается влияния рэперов, фильмов, компьютерных игр с подобными сюжетами, то тоже все наоборот: если это становится популярным, значит, оно отвечает внутреннему запросу. Когда у вас внутри нет желания всех поубивать, которое вызвано, в свою очередь, буллингом, одиночеством, отвержением, унижением, еще чем-то, то с чего вы будете играть в такую игру? Есть чем заняться повеселее.

Есть люди, которые смотрят ужастики, потому что у них такой высокий уровень своей тревоги, что когда они посмотрели и побоялись там, их собственная тревога на этом фоне становится меньше. Или, наоборот, притупленность эмоций заставляет искать острых ощущений. Чтобы хоть как-то увлечься. Но если у вас нет в этом потребности, с чего вы будете себе причинять такой дискомфорт, вместо того, чтобы посмотреть что-то более приятное или осмысленное?

За любым вниманием к таким темам стоит какая-то потребность. Сейчас, например, в кино, в сериалах очень популярны образы психопатов – людей без совести, без сострадания, которые делают, что хотят, и при этом они очень привлекательные, умные, красивые, сексапильные и так далее (хотя реальные психопаты, прямо скажем, совсем не похожи на звезд кино). Почему это смотрят, почему это становится популярным? Ведь в мире шоу-бизнеса очень простая логика – если товар не покупают, его просто перестают производить. Если что-то существует, значит, это покупают, значит, на это есть запрос, по крайней мере, в той части, в которой есть свободный рынок.

Но от того, что вы посмотрите фильм, у вас не появится потребность всех убивать, если у вас ее до этого не было. Скорее всего, вы даже просто не будете смотреть этот фильм, вам станет скучно или противно. То, что какие-то дети смотрят эти ролики или играют в эти игры – это знак, что у них не очень хорошо внутри. Им почему-то это нужно, почему-то важно, почему-то интересно, за этим стоит какая-то потребность. 999 детей из 1000 просто посмотрят, потом найдут какую-то другую опору в жизни, перерастут и забудут. Кто-то, может быть, возьмет топор, но не потому, что он посмотрел фильм, а потому, что у него уже было желание всех поубивать, а фильм или игра может подсказать форму – что надо взять именно топор, а не пилу.

Говоря о «пагубном воздействии» интернета или игр, мы меняем местами причины и следствия. У человека есть для этого почва. Она может быть связана как с травматичным опытом, так и с какими-то особенностями его психики, которая требует поддержки или, может быть, даже лечения.

Более уязвимы те люди, которые очень сильно вовлечены в родительство, и для них это основное содержание жизни. Плюс еще по своей природе одни из нас более тревожны, другие – менее. Кому-то могут помочь определенные приемы совладания с тревогой, кому-то помогает то, что у него есть в жизни много всякого другого, и переживать ему некогда. Когда-то и таблеточки не грех попить, если очень сильная тревога, всякие бывают ситуации. Родителям тоже надо как-то о себе позаботиться.

Подавляющее большинство детей благополучно выходят из подросткового возраста, адаптируются к своему новому росту, к своему новому весу, к своим новым плечам и перестанут горбиться, займутся каким-нибудь спортом или танцами. 99% так и сделают, но у 1% проблемы с позвоночником останутся и будут серьезно портить жизнь.

99% выйдут из подростковых дисфорий, и с ними все будет хорошо. Но у 1% может все усугубиться.

Не чокнуться самим – вот главная задача родителя подростка. Если говорить более серьезно, то, действительно, во-первых, не разрушиться самим за время подросткового периода вашего ребенка, во-вторых, не разрушить отношения с ним.

Потому что все-таки очень важно, чтобы, когда ему будет плохо, он смог вам об этом сказать (и вы не были последним человеком, которому он про это скажет). Важно понимать, что с ним происходит, и, да, при необходимости иметь какие-то ресурсы и возможности, для того чтобы организовать профессиональную помощь. И иметь в своей голове поменьше предрассудков.

Материал составлен на основе советов психолога Людмилы Петрановской

Из открытых интернет-источников.

Photo by Sammie Vasquez on Unsplash

«Поведение родителей и отношение подростков к ним» Е.Шафер (ПОР)

Опросник изучает установки, поведение и методы воспитания родителей так, как видят их дети в подростковом возрасте.
Основой служит опросник, который создал Шафер в 1965 г. Эта методика базируется на положении Шафера о том, что воспитательное воздействие родителей (так, как это описывают дети) можно охарактеризовать при помощи трех факторных переменных: принятие — эмоциональное отвержение, психологический контроль — психологическая автономия, скрытый контроль — открытый контроль. При этом принятие здесь подразумевает безусловно положительное отношение к ребенку вне зависимости от исходных ожиданий родителей.
Эмоциональное же отвержение рассматривается как отрицательное отношение к ребенку, отсутствие к нему любви и уважения, а порою и просто враждебность. Понятие психологического контроля обозначает как определенное давление и преднамеренное руководство детьми, так и степень последовательности в осуществлении воспитательных принципов.
Использование опросника в Чехословакии на выборке молодежи показало необходимость его переработки и адаптирования к социокультурным условиям. Модифицированный вариант опросника был предложен З. Матейчиком и П. Ржичаном в 1983 г.
В ходе международного научного сотрудничества лаборатории клинической психологии Института им. В. М. Бехтерева с Институтом психодиагностики (Братислава, Словакия) эта методика была апробирована на подростках 13-18 лет в России, как это предусмотрено авторами модификации.

Инструкция. Просим Вас оценить, исходя из собственного опыта, какие из указанных положений более всего характерны для Ваших родителей. Для этого внимательно прочитайте каждое утверждение, не пропуская ни одного из них.
Если Вы считаете, что утверждение полностью соответствует воспитательным принципам вашего отца (или матери), напишите рядом с ним «да».
Если Вы считаете, что данное высказывание частично подходит для Вашего отца (или матери) — напишите «частично».
Напишите «нет» если, по Вашему мнению, утверждение не относится к Вашему отцу (или матери).

Мой отец (моя мать)
1. Очень часто улыбается мне
2. Категорически требует, чтобы я усвоил, что я могу делать, а что нет
3. Не хватает терпеливости в отношении ко мне
4. Когда я ухожу, сам решает, когда я должен вернуться
5. Всегда быстро забывает то, что сам говорит или приказывает
6. Когда у меня плохое настроение, советует мне успокоиться или развеселиться
7. Считает, что у меня должно существовать много правил, которые я обязан выполнять
8. Постоянно на меня кому-то жалуется
9. Предоставляет мне столько свободы, сколько мне надо
10. За одно и то же один раз наказывает, а другой – прощает
11. Очень любит делать что-нибудь вместе
12. Если назначает какую-нибудь работу, то считает, что я должен делать только ее, пока не закончу
13. Начинает сердиться и возмущаться по поводу любого пустяка, который я сделал
14. Могу идти, куда захочу, и не спрашивать у него разрешения
15. В зависимости от моего настроения отказывается от многих своих дел
16. Когда мне грустно, пытается развеселить и воодушевить меня
17. Всегда настаивает на том, что за все мои проступки я, должен быть наказан
18. Его мало интересует то, что меня волнует и чего я хочу
19. Если б я захотел, то мог бы идти куда захочу каждый вечер
20. Имеет определенные правила, но иногда соблюдает их, иногда – нет
21. Всегда с пониманием выслушивает мои взгляды и мнения
22. Следит за тем, чтобы я всегда делал то, что мне сказано
23. Иногда у меня возникает ощущение, что я ему противен
24. Практически позволяет мне делать все, что мне нравится
25. Меняет свои решения так, как ему будет удобно
26. Часто хвалит меня за что-либо
27. Всегда точно хочет знать, что я делаю и где нахожусь
28. Хотел бы, чтобы я стал другим, изменился
29. Позволяет мне самому выбирать дело по душе
30. Иногда очень легко меня прощает, а иногда – нет
31. Старается открыто доказать, что любит меня
32. Всегда следит за тем, что я делаю на улице или в школе
33. Когда я сделаю что-нибудь не так, постоянно и везде говорит об этом
34. Предоставляет мне много свободы. Редко говорит «должен» или «нельзя»
35. Очень тяжело заранее определить, как поступит, когда я сделаю что-нибудь плохое или хорошее
36. Считает, что я должен иметь собственное мнение по каждому вопросу
37. Всегда тщательно следит за тем, каких друзей я имею
38. Когда его чем-то задену или обижу, не будет со мной говорить, пока я сам не начну
39. Всегда легко меня прощает
40. Хвалит и наказывает очень непоследовательно: иногда слишком много, а иногда слишком мало
41. Всегда находит время для меня, когда это необходимо
42. Постоянно указывает мне, как себя вести
43. Вполне возможно, что в сущности меня ненавидит
44. Проведение каникул я планирую по собственному желанию
45. Иногда может обидеть, а иногда бывает добрым и признательным
46. Всегда откровенно ответит на любой вопрос, о чем бы я ни спросил
47. Часто проверяет, все ли я убрал, как он велел
48. Чувствую, что он пренебрегает мною
49. Моя комната или уголок – это моя крепость: могу убирать ее или нет, он туда не вмешивается
50. Очень тяжело разобраться в его желаниях и указаниях

Ключ
• позитивный интерес: 1, 6, 11, 16, 21, 26, 31, 36, 41, 46;
• директивность: 2, 7, 12, 17, 22, 27, 32, 37, 42, 47;
• враждебность: 3, 8, 13, 18, 23, 28, 33, 38, 43, 48;
• автономность: 4, 9, 14, 19, 24, 29, 34, 39, 44, 49;
• непоследовательность: 5, 10, 15, 20, 25, 30, 35, 40, 45, 50.

Оценка матери сыном

• Шкала позитивного интереса.
  Прежде всего, психологическое принятие матери мальчики-подростки видят в относительно критическом подходе к ним. Подростки часто испытывают необходимость в помощи и поддержке матери, в большинстве случаев принимают ее мнение, склонны соглашаться с ней. Такие формы поведения, как властность, подозрительность, тенденция к лидерству, отрицаются. В тоже время сыновья не ждут от матери чрезмерного конформизма, вплоть до тенденции «идти на поводу». Тем не менее, просто компетентное поведение, дружеский способ общения и нормальные эмоциональные контакты оказываются недостаточными для того, чтобы подросток мог утверждать, что мать испытывает по отношению к нему позитивный интерес. Они стремятся к сверхопеке сильного, взрослого и самостоятельного человека.
• Шкала директивности.
  Директивность матери по отношению к сыну подростки видят в навязывании им чувства вины по отношению к ней, ее декларациям и постоянным напоминаниям о том, что «мать жертвует всем ради сына», полностью берет на себя ответственность за все, что сделал, делает и будет делать ребенок. Матерью как бы утверждается изначальная зависимость ее статуса и оценки окружающих от соответствия сына «эталону ребенка», исключая при этом возможность других вариантов самовыражения. Таким образом, мать стремится любым способом пресечь неправильное поведение сына, чтобы «не ударить в грязь лицом». Простые же формы проявления отзывчивости, проявления симпатии, вызывающие положительные эмоциональные отношения, отрицательно коррелируют с директивной формой взаимодействия матери и подростка.
• Шкала враждебности.
  Враждебность матери в отношениях с сыном-подростком характеризуется ее агрессивностью и чрезмерной строгостью в межличностных отношениях. Ориентировка матери исключительно на себя, ее самолюбие, излишнее самоутверждение, как правило, исключают принятие ребенка. Он воспринимается прежде всего как соперник, которого необходимо подавить, дабы утвердить свою значимость. Так, эмоциональная холодность к подростку маскируется и зачастую выдается за сдержанность, скромность, следование этикету и даже подчиненность ему. В то же время, могут наблюдаться ярко выраженная подозрительность, склонность к чрезмерной критике в адрес сына и окружающих, целью которой является стремление унизить их в глазах окружающих. Наряду с этим постоянно (главным образом, на вербальном уровне) демонстрируется положительная активность, ответственность за судьбу сына.
• Шкала автономности.
  Автономность матери в отношениях с сыном понимается им как диктат, полное упоение властью, даже некоторая маниакальность в этом отношении, не признающая никаких вариаций. Мать при этом не воспринимает ребенка как личность, со своими чувствами, мыслями, представлениями и побуждениями, она являет собой «слепую» силу и власти амбиций, которой все, невзирая ни на что, обязаны подчиняться. При этом адаптивная форма авторитета матери, основанная на доверии и уважении, а также приемлемые формы жесткости и резкости (когда они учитывают ситуацию), оказываются нехарактерными для автономных матерей в отношениях с сыновьями-подростками. Также, по мнению сыновей, ни эмоциональная привязанность, ни дружеский стиль общения не могут быть связаны с отгороженностью, невовлеченностью матери в дела сына.
• Шкала непоследовательности.
  Непоследовательность проводимой матерью линии воспитания оценивается подростками как некое чередование (в зависимости от степени информативной значимости) таких психологических тенденций, как господство силы и амбиций и покорность (в адаптивных формах), деликатность и сверхальтруизм и недоверчивая подозрительность. Причем необходимо отметить, что все они имеют тенденцию к экстремальным формам проявления (амплитуда колебаний максимальна). Оценка отца сыном
• Шкала позитивного интереса.
  Позитивный интерес в отношениях с сыном рассматривается как отсутствие грубой силы, стремления к нераздельной власти в общении с ним. Подростки говорят о позитивном интересе в случаях, когда отцы стремятся достигнуть их расположения и почитания отцовского авторитета, не прибегая к декларациям догм. Психологическое принятие сына отцом основано прежде всего на доверии. При подобных отношениях характерно находить всякую истину в споре, прислушиваясь к различным аргументам и отдавая предпочтение логике здравого смысла. Здесь полностью отрицается какого-либо рода конформизм.
• Шкала директивности.
  Директивность в отношениях с сыном отец проявляет в форме тенденции к лидерству, путем завоевания авторитета, основанного на фактических достижениях и доминантном стиле общения. Его власть над сыном выражается, главным образом, в управлении и своевременной коррекции поведения ребенка, исключая амбициозную деспотичность. При этом он очень четко дает понять ребенку, что ради его благополучия жертвует некоторой имеющейся у него частичкой власти; что это не просто покровительство, а стремление решать все мирно, невзирая на степень раздражения.
• Шкала враждебности.
  Жестокие отцы всегда соглашаются с общепринятым мнением, слишком придерживаются конвенций, стремятся удовлетворить требования других быть «хорошим» отцом и поддерживать положительные отношения. Воспитывая, они пытаются вымуштровать своего сына в соответствии с принятым в данном обществе и в данной культуре представлением о том, каким должен быть идеальный ребенок.
  Отцы стремятся дать сыновьям более широкое образование, развивать различные способности, что зачастую приводит к непосильной нагрузке на юношеский организм. Наряду с этим проявляются полная зависимость от мнения окружающих, боязнь и беспомощность, невозможность противостоять им. В то же время, по отношению к сыну отец суров и педантичен. Подросток постоянно находится в состоянии тревожного ожидания низкой оценки своей деятельности и наказания родительским отвержением по формуле: «Как ты смеешь не соответствовать тому, что ждут от тебя, ведь я жертвую всем, чтобы сделать из тебя человека». Тут же звучит постоянное недовольство, скептическое отношение к достижениям сына, что неизбежно снижает мотивацию его деятельности.
• Шкала автономности.
  Автономность отца в отношениях с сыном проявляется в формальном отношении к воспитанию, в излишней беспристрастности в процессе общения. Взаимодействие основывается на позициях силы и деспотичности. Отец «замечает» сына только в случаях, когда тот что-нибудь натворит, причем даже на разбор случившегося, как правило, не хватает времени. Отец слишком занят собой, чтобы вникать в жизнь и проблемы сына. О них он узнает только из его просьб помочь или посоветоваться в том или ином вопросе, не особенно утруждая себя объяснениями. Его не интересуют увлечения сына, круг его знакомств, учеба и школе, он только делает вид, что его это беспокоит. Часто он просто раздражается, когда сын обращается к нему. По его мнению, сын «сам должен все знать».
• Шкала непоследовательности.
  Непоследовательность применяемых отцом воспитательных мер по отношению к сыновьям-подросткам последние видят в невозможности предвидеть, как их отец отреагирует на ту или иную ситуацию — подвергнет ли сына суровому наказанию за мелкие проступки или слегка пожурит за что-нибудь существенное, просто приняв заверения последнего в том, что это больше не повторится. Такой отец либо долго и педантично будет «промывать косточки», либо примет на веру заверения сына в невиновности и т.п.